EN 中文 

КОВЕРДЯЕВ Юрий Иванович

КОВЕРДЯЕВ Юрий Иванович

КОВЕРДЯЕВ Юрий Иванович

Москва, Россия

Художник-каллиграф, художник-график

Взгляд со стороны

Моё понимание каллиграфии, наверное, вряд ли совпадёт с тем, как её представляют и подают постоянно практикующие профессионалы, многие из которых являются преподавателями художественных учебных заведений. За последние два десятилетия наряду с имеющимися возникло много новых графических школ, благодаря чему значительно расширился ареал преподавания рукописного шрифта и каллиграфии, помогающих, с одной стороны, понять логику возникновения букв, с другой — с помощью различных инструментов увидеть целую гамму их возможных вариантов.

Когда я впервые получил представление о каллиграфии как об отдельном виде искусства, в конце 70-х, в России она, похоже, таковым и не являлась. Было книжное оформление, плакат, различные виды оформительской графики. Шрифт был частью каждого вида, а каллиграфия, пожалуй, самой «несерьёзной» ветвью шрифта. Мой Учитель, Ирина Гусева, рассказывала, что по-настоящему каллиграфией она занималась во время обучения в Лейпцигской высшей школе графики у Альберта Капра, а позже — в России, под руководством С. Б. Телингатера. После его смерти все 70-е годы она «сидела у себя в уголке, что-то царапала и не понимала, зачем это вообще и нужно ли это кому-то…». Тут подвернулись шрифтовые курсы в подвальчиках МОКХГ на Малой Грузинской, куда её пригласили преподавать, а мне посчастливилось быть там учеником. То, что слетало с её губ, я цеплял, по-своему истолковывал и затем выдавал нечто каллиграфическое и, как мне казалось, оригинальное и красивое, но чему часто сам искренне радовался.

Вообще, всем надо заниматься с радостью («Учиться надо весело, чтоб хорошо учиться» — школьная песенка). И если тебе нравится то, что ты делаешь, хочется сделать ещё лучше и разнообразнее. А когда рядом Учитель, есть ещё и возможность анализировать и совершенствовать свое пока ещё не творчество, но что-то вроде этого. Мне, я считаю, повезло: за несколько периодов обучения в студии каллиграфии и художественного шрифта у нас было три преподавателя: сначала Е.М. Дробязин, очень много рассказавший об истории письма, затем И.А. Гусева, дававшая волю любым нашим экспериментам, при этом постоянно направляя и строго корректируя «свободный полёт необузданной творческой мысли», а после — М.В. Большаков, выстроивший работу в строгих рамках академизма. Большую роль сыграли и довольно частые тогда поездки в Таллин — вот уж где ширококонечному и кистевому письму в 80-е годы было раздолье (уверен, они и сейчас продолжают всё это развивать). Такое впечатление, что у них каллиграфию в школах преподают (нам бы так!). Кстати, их ширококонечная техника во многом отлична от среднеевропейской.

У шрифта есть свои канонические формы, складывавшиеся из стилей письма, характерных для каждого периода истории. Намечались свои пропорции и правила изображения букв, но каждая надпись, каждый манускрипт неизбежно отражал индивидуальные способности исполнителя. У каждого ремесла правила вроде бы одни для всех, но продукт всё-таки разнится, есть свои особенности национальных и континентальных школ.

Любая деятельность человека — это неотъемлемая часть жизни вообще, а всякая форма жизни при любой самой минимальной возможности непременно начинает развиваться. Модель этого можно проследить, например, по развитию ребёнка с первых недель жизни: едва ему становится доступно какое-то самое элементарное знание, как он тут же начинает им пользоваться, углубляя знание постоянными действиями в новом направлении. Хотим мы или нет, но так развивается буквально всё. Надо только успевать направлять развитие в соответствии с текущими правилами жизни здесь и сейчас.

Когда грамотность была уделом привилегированных слоёв общества, письмо, естественно, было доступно избранным, но с расширением круга «посвящённых» в тайный смысл букв появилось больше возможностей демократизировать такой способ передачи и сохранения информации. Соответственно, чем больше было исполнителей, тем больше и вариаций. А отсутствие постоянного общения писцов наметило кардинальные отличия многочисленных направлений письма и дальнейшее развитие каждого направления по своему оригинальному пути. Естественно влияние и языковых различий, которые требовали буквенного обозначения новых звуков. Да и сами-то языки корректировались местными особенностями народов.

Устоявшиеся на местах стили письма выполняли поначалу чисто практическую функцию тиражирования религиозных текстов, но уже в процессе переписывания священных книг писцы нашли возможность варьирования стилей письма, адаптируя его (подчас исподволь) к более удобному для исполнителя начертанию. Всё более разнообразным и красочным становилось иллюминирование манускриптов, появлялись талантливые мастера, формировались традиции монастырских школ.

Внешние условия жизни диктовали новые задачи, игнорировать которые не получалось, и, как следствие, возникали новые, более совершенные стили письма, а затем и шрифты. Развитие шрифта, на мой взгляд, вовсе не закончилось, и корректироваться оно будет постоянно. Куда оно пойдёт — посмотрим (ведь не подозревал же в своё время Коперник о «чёрных дырах», Ломоносов — о таблице Менделеева, Пушкин — об электричестве, а Чайковский — о синтезаторе). Будут и временные спады, даже, может быть, периоды забвения тех или иных искусств и технологий, но эти недолгие затишья — лишь подготовка к неизбежному рывку в их развитии. Если на какое-то время художники почему-то и отвлекутся от каллиграфии, то очень скоро им станет её не хватать. Поэтому и спасать каллиграфию специально, я думаю, не надо. Её не задушат компьютеры и чертёжные инструменты — наоборот, с помощью новых технологий ручное письмо может выйти на качественно новый уровень, но это уже удел следующих поколений графиков.
Всё, что уже придумано человеком и что ещё будет изобретено, — будет всегда, пока существует homo sapiens («…И славен буду я, доколь в подлунном мире / Жив будет хоть один пиит…»). Понимание и созерцание красоты никогда не иссякнет, люди всегда будут любоваться красотой природы, красотой человека и красотой творений рук человека, причём совершенствование последнего — процесс бесконечный. Художники будут во все времена, и всегда они будут интерпретировать увиденное и услышанное по-новому. В рамках ли традиций или вопреки им — будут появляться новые картины, симфонии, дворцы, машины. А каллиграфия всегда новая. «Новизна и неповторимость элементы каллиграфического шрифта», — сказал в своё время Альберт Капр. Поэтому развитие каллиграфии тоже бесконечно. Важно только внимательно изучать классические образцы капитальных и каллиграфических шрифтов, хронологическую и технологическую истории развития письма и внимательно прописывать основные стили. Имея в голове и в руках профессиональные знания и умение, можно позволить себе фантазировать и импровизировать, не допуская профессиональных промахов, которые впоследствии могут быть неверно истолкованы как творческий всплеск.

Я думаю, своей любовью и преданностью каллиграфии современные мастера должны показать всю многогранную красоту своего искусства и заразить ею юные сердца, которые, в свою очередь, помогут ей расцвести ещё ярче и многообразнее.

Работы автора

Молитва к ангелу-хранителю

Береста, гуашь, тушь, акрил, ширококонечные и остроконечные перья, кисть, 34х27 см, 2010 г.

Посвящение Григорию Эпштейну

Портрет в технике резцовой гравюры, каллиграфическое письмо. Бумага, тушь, остроконечные перья, 150х210 см, 2006 г.

Посвящение Ирине Егоровой

Бумага, тушь, остроконечные перья, 60х180 см, 2005 г.

Портрет Асманова

Портрет в технике резцовой гравюры, каллиграфическое письмо. Бумага, тушь, остроконечные перья, 115x170 см, 2008 г.

Поздравление Учителю

Береста, тушь, гуашь, ширококонечные перья, 38,5x27 см, 1989 г.

30 лет АиФ

Бумага, тушь, остроконечные перья, 61х123 см, 2008 г.

Портрет Асманова. Фрагмент

Бумага, тушь, остроконечные перья. Исходный размер работы 115x170 см

Конкурс органистов

Черная бумага, белая гуашь, ширококонечные перья, аэрография, 37х50 см, 1988 г.

Лицей. 19 октября

Черная бумага, белая гуашь, остроконечное перо, 47х59,5 см, 1988 г.

Посвящение учителю Ирине Гусевой

Бумага, тушь, гуашь, остроконечное перо, кисть, 70х120 см, 2006 г.

Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай

Береста, гуашь, тушь, акрил, ширококонечные и остроконечные перья, кисть, 26х68 см, 2009 г.

Заявление о вступлении в Национальный Союз Каллиграфов

Береста, гуашь, тушь, акрил, ширококонечные и остроконечные перья, кисть, 26х69 см, 2009 г.

Заявление о вступлении в Национальный Союз Каллиграфов

Береста, гуашь, тушь, акрил, ширококонечные и остроконечные перья, кисть, 15х7 см, 2009 г.

Молитва «Отче нашъ…» (полуустав) в редакции 16 века

Полуустав, береста, ширококонечные перья, гуашь, 16,5х23,7 см, 2009 г.

Молитва «Отче нашъ…» (устав) в редакции 11 века

Скоропись, береста, ширококонечные перья, гуашь, 16,5х25 см, 2009 г.

Молитва «Отче нашъ…» (скоропись) в редакции 19 века

Устав, береста, ширококонечные перья, гуашь, 16,5х26 см, 2009 г.

Слава в вышних Богу...

Бумага, тушь, остроконечные перья, 29х42 см, 2009 г.
Вернуться к списку
До открытия выставки 1302 дня
Мудрые мысли
Каллиграфия — это лекарство и гимнастика для ума и души человека.