Каллиграфия
Можно ли одним словом описать весь мир? Можно ли свести каллиграфию к одному штриху? Полагаю — нет. И десяти тысяч слов не хватит, чтобы вместить всю широту этого явления. Поэтому и не будем пытаться в многословной суете уловить суть, а попытаемся лишь коснуться некоторых моментов, но не в силу их важности или доминирования, а просто делая первый шаг на пути в много тысяч вёрст.
Начнём издалека. В Китае за несколько тысяч лет существования традиционной культуры сформировалась одна наука, аналогов которой мы не встретим на Западе, и в силу её обширности и многоохватности она долгое время оставалась незаметной. Речь идёт о науке воспитания жизненности, или «ян шэн сюе». Суть её — счастливое и здоровое долголетие человека, а подразделами она включала в себя и медицину, и методологии различных психофизических упражнений, и диетологию с ритмологией, и многое другое. Базовыми положениями этой науки являлись даосские представления о мире: Путь дао, ци, инь-ян, пять движений и т. д. В задачи ян шэн сюе входило регулирование трёх начал человека (тела, ци и духа) и приведение их в естественное состояние резонанса с началом всех вещей — Путём дао. Можно сказать, что существовало два подхода к этому вопросу: внешний, когда на человека воздействовал врач, лекарства или диета, и внутренний, когда человек своими усилиями осуществлял саморегуляцию. Во втором случае во главу угла ставилась работа сознания и первоочередной задачей являлось приведение сознания в тихое состояние. Об этом говорит глава 16 одного из основных памятников даосской мысли — трактата «Дао Дэ Цзин»:
Дойди в пустоте до предела.
Блюди покой со всем тщанием.
Все вещи в мире возникают совместно,
Я так прозреваю их возврат.
Вещи являются без порядка, без счета,
И каждая возвращается к своему корню.
Возвращение к корню — это покой,
Покой — это возвращение к судьбе.
Возвращение к судьбе — это постоянство,
Знание постоянства — это просветлённость,
А не знать постоянства — значит слепотой навлечь беду.
(пер. В. В. Малявина)
Для достижения такого покоя использовался широкий арсенал созерцательных практик и в том числе каллиграфия. Ведь когда кисть двигается по бумаге, в её движении отражается наше состояние, и для ровного, плавного и текучего движения необходимо сознание, не обременённое посторонними мыслями, а каждое суетное движение души будет проявляться искажением выписываемой черты. А из современной физиологии известно, что почерк человека остаётся одинаковым, в чём бы он ни держал ручку: в любой руке, ноге или зубах. Естественно, привычной рукой будет выходить ловчее всего, но суть почерка не изменится. Таким образом, мы пишем не рукой и уж тем более — не ручкой, а нашим сознанием. Рука — лишь проводник мыслей. Кисть каллиграфа — как самописец сейсмографа, регистрирующий тончайшие колебания его души. Поэтому, любуясь произведениями мастера, мы можем наслаждаться ясностью и твёрдостью его ума или же наоборот — безудержными и непредсказуемыми скачками мысли, которая движется в невообразимую сторону под влиянием творческого импульса. Именно поэтому на письмо будет влиять масса деталей: скажем, радующая взгляд тушечница, в которой перед актом творчества минут 40, а то и час растирается прекрасная тушь, выпитый с другом за приятной беседой чай, возникшая радость по поводу первой распустившейся зелени — да что угодно. И поэтому существует столько стилей и направлений, среди которых не может быть лучших или худших.
Но чем яснее ум, тем меньше внешних причин сможет поколебать его твёрдость, тем менее зависимым делается творчество, тем больших оно достигает вершин, присутствуя всегда, здесь и сейчас.
