НОЙНШВАНДЕР Броди
Брюгге, Бельгия
Каллиграф, искусствовед, исследователь
Броди Нойншвандер родился в 1958 г. в Хьюстоне, штат Техас. Восьмой год своей жизни он провёл в Германии, и это очень на него повлияло. Он выучил новый язык, вращался в другой культурной среде — всё это сделало его по возвращении домой немного чужим. Чувствуя себя не в своей тарелке, Нойншвандер вернулся в Европу так скоро, как только смог, а попутно ещё и обнаружил в себе страсть к средневековой культуре, граничащую с одержимостью.
Как и следовало ожидать, интерес к каллиграфии развился из его увлечения историей. В подростковом возрасте он был чистым воплощением Вильяма Морриса, английского художника и поэта: постоянно выполнял гобелены, оформлял рукописные тексты и доспехи, рисовал картины — всё это с неослабевающим интересом. Во время учебы в Принстонском университете он получал стипендию, что позволило ему отдать всё своё время (свободное от занятий греблей) искусствоведению и блестяще окончить университет в 1981 г., поразив всех своей дипломной работой, посвящённой средневековой технике украшения рукописей цветными рисунками.
После Принстона Нойншвандер сразу поступил в Институт искусств Курто в Лондоне, где в 1986 г. защитил кандидатскую диссертацию по методологии немецкого искусствоведения. Параллельно он изучает каллиграфию в Университете Ройхэмптон. Двойная польза от теоретических и практических занятий в дальнейшем также повлияла на его работу. Согласно Нойншвандеру, искусствоведы должны заниматься изучением предметов искусства, сделанных руками человека. Таким образом, устройство мастерской и качество материала для него важны не меньше, чем социальные условия, в которых они были созданы.
Нойншвандер начал свой профессиональный путь как ассистент Дональда Джексона, английского каллиграфа, живущего на границе с Уэльсом. В течение года он методично работал в студии, по большей части занимаясь выполнением работ в традиционных жанрах. Это оттачивает его мастерство, которым он овладел в Лондоне. Но это также заставляет его впервые задуматься о месте каллиграфии в современном мире.
В последующие годы Нойншвандер ставил перед собой действительно глобальные вопросы о каллиграфии. Что это? Как её использовать? В каком направлении ей развиваться? На какие образцы стоит равняться?
Благодаря счастливому стечению обстоятельств в этот момент началось его сотрудничество с английским режиссёром Питером Гринуэем. Гринуэй, который хотел, чтобы Нойншвандер выполнил каллиграфические работы для его фильма «Книги Просперо», заразил его идеей своего искусства. «Может ли каллиграфия нести эмоциональную и историческую нагрузку? Может ли она передать звучание языка через визуальные знаки? Можно ли с её помощью изучить тесную связь между текстом и изображением?» — это были основные вопросы. Во время дальнейшего сотрудничества («Интимный дневник», «Полёт над водой», «Болонья Тауэрс — 2000», «Колумб», «Письма Вермееру» и т. д.) будут найдены ответы на эти вопросы.
Вторым человеком, выведшим Гринуэя за пределы традиционной каллиграфии, был немецкий каллиграф-теоретик Ганс-Иоахим Бургерт. Они познакомились в одной лондонской мастерской. Совершенно случайно Нойншвандер выступил как переводчик для Бургерта на выходные. В результате Бургерт обратился к Нойншвандеру с просьбой перевести текст по эстетике каллиграфии на английский. Это позволило Нойншвандеру лучше понять теорию Бургерта и привело к тому, что она была принята и другими западными каллиграфами, например Томасом Ингмайером.
Теория Бургерта, по своей сути, опирается на классические немецкие основы художественного конструирования, где буквенные формы подвергаются анализу и изучению. Традиционные западные стандарты хорошего и плохого заменяются новыми принципами, которые гораздо ближе к эстетическим принципам арабской и китайской каллиграфии.
Эта новая теория стала настоящим открытием для Нойншвандера. Благодаря ей каллиграфию востока, которая всегда привлекала к себе огромное внимание, теперь можно было изучить и понять не с точки зрения лингвистики, а исключительно как визуальное искусство. Теперь возможным стало открыть изобразительную природу знака.
С тех пор Нойншвандер изучает эстетику арабской и китайской каллиграфии. Чтобы избежать возможных обвинений в излишне традиционном «ориенталистском подходе», он старается применять все свои знания восточной каллиграфии к западному искусству.
В 1989 году он познакомился с Надин ле Бак, которая стала его женой в 1991 г. В 1993 году они переехали в её родной город Брюгге, где живут и сейчас. Знакомство с фламандским языком и культурой в значительной степени повлияло на работу Нойншвандера. Несмотря на то что фламандцы почти также сильно привязаны к традициям, как англичане, их искусство гораздо менее консервативно. В условиях динамично развивающейся культуры Фландрии было необходимо переоценить как основы языка, так и его графическое оформление.
Нойншвандер изменил все традиционные представления о каллиграфии ещё в 1996 г. Знаки, написанные пером, — это данность, как данностью являются и печатный шрифт, буквы, нацарапанные на бумаге, рисунки, картины и другие изображения. Его работы сложны и заставляют зрителя воспринимать одновременно единство разных видов информации. В то же время они несут и разобщающий смысл в том плане, что вопрос: «Изображение это или текст?» остаётся открытым.
В 2004 году в течение семестра Нойншвандер преподавал текстовое искусство в школе при Бостонском музее искусств. Этот длительный перерыв в работе в художественной студии позволил ему провести исследование истоков текстового искусства в первой четверти XX в. и проследить, каким образом оно повлияло на американское искусство периода после Второй мировой войны.
В настоящее время он занимается исследованием творчества художников Сая Туомбли и Джессики Дайамонд и создаёт теоретическое обоснование современной каллиграфии. Работа обещает быть непростой.
Слова заканчиваются, смысл длится бесконечно.