Образы иного в потёках туши

На небе и земле, в горах и реках существуют формы квадратные и круглые, возвышенные и текущие. В солнце, луне и небесных светилах существуют градусы широты и долготы и поворота света. В облаках, в заре, траве и деревьях существуют формы, широко расстилающиеся, как холст, формы роста и изобилия. В предметах культуры и одеяниях существуют формы скромности приветствия и обращения. Если стараться удовлетворить этому, то письмо будет поразительно.

Чжан Ди, каллиграф Ханьской династии

Давно ли мы задумывались над тем, как пишем?

Наверное, и не задумывались вовсе, потому что давно не писали. «Как же не писали? — воскликнет иной читатель. — Каждый день исписываем по пятнадцати листов. На компьютере!» И, конечно, будет прав, потому что прогресс в погоне за временем и удобством отучил человека писать рукою по бумаге, считая это занятие уже слишком архаичным и ненужным. Так думает современный человек. Человек, который считает себя стоящим на такой высокой ступени развития, что ему кажется просто неприличным взять перо и бумагу, чтобы написать письмо. Человек, который считает, что слишком задумываться над смыслом и формой своего письма — это просто безрассудная трата драгоценного времени. Человек, который пренебрегает всем ради получения материальной выгоды. Он думает: «Если я и так получу то, что хочу, зачем мне тратить силы и придумывать какие-то ненужные красивые формы?» В век Интернета и компьютеров слово не поспевает за мыслью. Поэтому слово не пишут красивым почерком, согласно определённым правилам и в определённом состоянии души. Слово набирают на клавиатуре. Начав писать что-то по старинке, то есть от руки, современный человек удивляется тому, что, оказывается, совершенно забыл, какой у него почерк. К вечной взаимосвязи «дух — сердце — рука — бумага» присоединились множество посредников — компьютеры, принтеры… Стоит ли удивляться тому, что от нас постепенно ускользает истинный смысл некоторых понятий? Тех самых, которые требуют неспешности, сосредоточения... Собственно, мы уже ничего не может с этим поделать — таковы правила. Как тяжело признать этот факт! Но это всё-таки так. Мы безнадёжно далеки от того времени, когда по почерку судили о характере и личности пишущего. Но ничто не исчезает бесследно. Здесь выступает на первый план великая История. В ней, как в дневнике, можем мы найти записи о нужном нам предмете. Мы говорили о том, что пишем мало и плохо. Поэтому в дневнике истории поищем главу о красивом письме. Да этому же есть и название — каллиграфия.

Каллиграфия — одна из наисложнейших и высокодуховных практик в… Но начнём издалека. Во всех первобытных культурах понятия «писать» и «изображать» были идентичными. Информацию передавали не буквы и слова, а картинки. В дальнейшем рисунки схематизировались, становились не изображением предметов, а упрощёнными знаками, обозначающими эти предметы. У китайцев такими знаками стали иероглифы, представляющие собой совокупность письма и живописи, слова и рисунка, понятия и его обозначения. А так как в Древнем Китае написанное ценилось куда больше произнесённого, то искусство написания слов трудолюбивые и терпеливые китайцы довели до совершенства и возвели в культ. Так в мире появилось одно из самых изящных искусств — каллиграфия.

Уже на заре своего становления это искусство было «искусством не для всех». Каллиграфы почти всегда воспринимались как маги, творящие таинство. Написанное ими было видно всем, но не всем понятно. Плавные линии, изгибающиеся подобно прозрачному ручью, широкие мазки, похожие на проплывающие облака… Это зачаровывало. В каждом штрихе жила душа автора. Вот капля, нечаянно упавшая с кисти. Здесь ворсинка осталась неубранной. И вдруг рисунок становится трёхмерным, растёт, принимает причудливые формы и наконец ты видишь уже не чёрные разводы туши, а стебли тростника. Ветер чуть колышет его листья, пробегает волной и улетает дальше. И представляешь себе старого седого мастера. Он сидит, задумавшись, на камне и медленно чертит рукой в воздухе какие-то символы. Вдруг несколько ударов кистью по шёлковой бумаге — и всё, что таилось в душе его, мы знаем и можем увидеть… Это так всегда бывает, когда в первый раз всматриваешься в замысловатые изгибы и разводы рукописного текста. Написанный рукой, он живёт, он имеет свою судьбу. Он живёт вне времени, а существует над ним — это установка на процессуальность бытия, обеспечиваемую энергетическими циркуляциями, динамикой которых охвачены все уровни человеческого космоса. Каллиграфическая эстетика фокусирует взгляд на ритмических соотношениях и энергетических свойствах пространственно-временного континуума. Параметры каллиграфической пластики позволяют воплощать метаморфозы всего сущего и открывают личность каллиграфа на пути его духовно-этического становления. Каллиграфическая эстетика исходит из отождествления особенностей психического с сущностью космического. Это как в живописи и литературе. И так же, как в живописи, в каллиграфии первое и самое важное — это гармония духа и рождение движения. В каллиграфии вообще это очень важно — ощущение движения. Мы можем не прочитать знаков и символов чужой культуры, но плавное движение кисти, все её нажимы и повороты от нас ускользнуть не могут. Таким образом, каллиграфия — это не только искусство идеального написания слов, но и искусство идеального духа. Интересно смотреть, как настоящий каллиграф пишет иероглиф. Точнее, самое примечательное — не само написание, но подготовка к нему. Каллиграф раскладывает чистый лист особой бумаги, долго и сосредоточенно растирает тушь в тушечнице, камень для которой привезён со «священных гор». Он придирчиво и неторопливо отбирает кисть, осматривая буквально каждый её волосок. На это может уйти немало времени, однако ещё больше времени ушло на само изготовление «четырёх священных предметов» — бумаги, туши тушечницы и кисти. Затем он погружается в раздумья, которые могут продолжаться очень долго, а могут, наоборот, занять лишь мгновения: всё зависит от настроя и проявления внутреннего «волевого импульса», готового излиться на бумагу. Один начинает ходить по комнате, монотонно раскачиваясь, другой поворачивается лицом к алтарю предков и что-то шепчет, третий спокойно и размеренно прописывает в воздухе образ будущих иероглифов. И затем, в нескольких ударах кистью по бумаге он выплёскивает свой настрой, свои чувства, своё вдохновение, рисуя целую иероглифическую надпись или просто один знак. И после останавливается — священнодействие закончено.

Но это всё больше рисование, чем писание. В обыденной ситуации всё происходит быстрее и чуть менее осмысленно, но сам процесс писания пером или кистью практически во всём повторяет процесс создания глубокой каллиграфии. Написание символов обращает человека к самым глубинным истокам «каллиграфической магии»: текст под кистью каллиграфа появляется как бы в состоянии мистического транса. Не сам мастер, но духи, что пребывали в его теле, водили его рукой, он впускал этих духов в себя, позволяя им проявиться в виде причудливых потёков туши на бумаге, образующих слова.

К каллиграфу предъявляются требования не меньшие, если не большие, чем ко всем, кто «общается с Небом». Так, каллиграф не может приступать к работе, пока не обретёт полного душевного равновесия, не очистит и не умиротворит своё сердце и самое главное — не почувствует рождение некоего волевого порыва, импульса, который проистекает из его глубины и, «изливаясь на бумагу, даёт форму бесформенному».

Сейчас, наверное, уже невозможно вернуть в полном объёме те навыки письма, которыми владели ещё наши прадеды. Но какую-то часть восстановить можно. Самое главное — стремиться к этому и уметь выразить себя на листе бумаги. И неслучайно на востоке существовала такая поговорка: «Красота человека — в красоте его письма».

 

Источник: Олег Ветошников

Вернуться к списку