Креативность – это то, что нельзя предсказать

Лауреат Нобелевской премии по физике — о том, чем похожи наука и искусство.

Константин Новоселов начал рисовать, когда уже всерьез занимался наукой, потому что сам иллюстрирует собственные научные статьи. Китайской графикой Новоселов увлекся из-за недостатка времени и усидчивости, признается он, а также потому, что в этой технике художник рисует не с натуры, а свои ощущения. После открытия графена Новоселов стал всемирно знаменит: в 2010 г. ему и Андрею Гейму за это открытие присудили Нобелевскую премию. Резко вырос интерес и к живописи физика, тем более что Новоселов рисует графеном. В июне–июле в Эрмитаже прошла выставка «Искусственный интеллект и диалог культур», одним из участников которой был Новоселов.

— Можете на пальцах объяснить, что такое графен?

— Графен — это один атомный слой графита. Чтобы его получить, нужно делать графит все тоньше и тоньше. Графит — это слоистый материал. Почему вы можете рисовать карандашом — потому что он легко расслаивается, и чешуйки, которые отслаиваются, вы видите как след карандаша. Если вы будете отслаивать чешуйки все тоньше, и тоньше, и тоньше, в результате у вас будет один атомный слой этих чешуек, и вот это и будет графен. На удивление, один слой и два себя ведут совершенно по-разному. Три — тоже по-другому. Свойства отличаются радикально. И когда у вас остается один слой, свойства электронов очень-очень необычные. Это то, почему физики его так любят.

— И что с ним делают?

— С ним, во-первых, удобно работать, он оказался очень устойчивым материалом. Каждый студент может за две минуты сейчас сделать с помощью скотча образец графена, и он будет очень высокого качества. Это демократичный материал, а свойства очень необычные. Его электронные свойства можно менять в широких пределах.

— А вы этими чернилами, сделанными из маленьких кусочков графена, рисуете?

— Я ими рисую, да. Мне их пришлось немножко модифицировать, чтобы они лучше смачивали рисовую бумагу, на которой я рисую. У одного из стартапов Университета Манчестера есть завод в Китае, который производит печатную электронику на основе графена и других материалов. В частности, я беру на этом заводе графеновую краску, ее немножко модифицирую и рисую.

— Когда вы осознанно заинтересовались искусством?

— Мне всегда хотелось научиться рисовать и казалось, что я смогу, но я себя останавливал, поскольку я думал, что, наверное, таланта у меня не хватает, а что-то просто так делать — плохо. То есть до какого-то времени я себя просто сдерживал и даже не пытался. Рисовать начал уже будучи научным работником. Основной продукт ученого — это статья. Открытие не продукт. Продукт — это когда вы к формуле написали статью, объяснили другим людям. И для статьи всегда нужны иллюстрации, это самый простой способ донести что-либо до людей. Я всегда такие иллюстрации делал сам. Мне очень нравилось рисовать, чтобы это было красиво, понятно и доступно. До определенной степени я это свое увлечение сдерживал, но в какой-то момент так получилось, что я начал рисовать.

— Вашему художественному образованию в детстве родители уделяли время?

— Мне немного обидно, что у меня не было художественного образования. Мама решила, что не хочет насиловать психику ни мне, ни моей сестре, и нас не отдали ни в музыкальную школу, ни в художественную. В этом смысле мы были абсолютно нормальными детьми, время проводили во дворе. Но зато у меня было хорошее техническое образование. Я проводил очень много времени с отцом, мы занимались автоспортом: он багги, я — картингом. Разумеется, все делалось нами самими на коленке, мы точили, варили.

— То есть потом вы учились китайской графике в первую очередь для себя?

— Только для себя.

— Чем вас привлекает китайский стиль?

— Одна из причин, почему я рисую в китайском стиле, — это нехватка времени и, наверное, нехватка усидчивости. Мне нужно знать ответ сегодня и сейчас. Это опять же, почему я выбрал именно то направление науки, в котором работаю. Разные области науки устроены по-разному. Есть огромные научные проекты, в десятки тысяч людей. Делаешь свой проект, и через пять лет он может еще не закончиться. Мне это не очень нравится. Не то что это плохая наука, просто это не соответствует моему темпераменту.

— А когда вы были студентом Физтеха, наверное, и не предполагали, что станете художником?

— Не поверите, я даже не предполагал, что стану ученым. В 1997 г. окончил институт. А тогда пошла мода на то, что нужно зарабатывать деньги, идти в бизнес, я довольно серьезно этим занимался, фактически очень мало учился. У нас была строительная компания, мы строили, были специалистами по кровле. Я несколько лет практически приходил в институт, чтобы сдавать экзамены, а в основное время зарабатывал деньги. Потом, слава богу, мне это надоело, я вернулся писать диплом и остался в науке. Мне просто стало скучно в бизнесе.

— В одном из интервью вы говорили о том, что искусство не требует объяснений.

— Я абсолютно в этом уверен.

— Но мы сейчас видели выставку невероятно сложную, с огромным количеством техники, есть вещи, которые ты совершенно не понимаешь, как сделаны.

— А вам это нужно? Вы видите, когда это произведение искусства, а когда просто рисунок. По каким признакам это видно, я вам не смогу объяснить, но это где-то внутри заложено, что-то исходит из этой картины. Я уже рассказывал, что я учился китайскому искусству, рисовал лотосы, бамбуки.

— А потом нарисовали велосипед.

— А потом нарисовал велосипед. Потом [председатель правления ярмарки современного искусства Viennacontemporary] Дима Аксенов у меня его купил. Думаешь — велосипед, я еще таких велосипедов нарисую. С тех пор я больше не могу его нарисовать. Я не знаю, почему. Я же физик, а не метафизик. Я абсолютно рациональный человек. У меня никаких сдвигов в голове нет, я научные статьи публикую по-прежнему. Но с велосипедами проблема. И понимаете, я вам могу какую-то историю про этот велосипед рассказать, но почему этот отличается от вот этого, я вам никогда объяснить не смогу.

Работы Константина Новоселова

RDI Creative. Костя Новоселов в коллаборации с ZHESTKOV.STUDIO. Время. Из инсталляции «Время». 2019. LED-экран, графика (китайские чернила, графеновые чернила, бумага) RDI Creative. Костя Новоселов в коллаборации с ZHESTKOV.STUDIO. Время, 2018. Фрагмент инсталляции

RDI Creative. Костя Новоселов. QUANTUM SLIP, 2018. Фрагмент инсталляции

— Тогда возьмем группу Obvious — самую успешную из тех, что работают сегодня с искусственным интеллектом. Ведь если бы никому не объясняли, что это изображения, созданные искусственным интеллектом, причем искусственный интеллект является равноправным членом художественного коллектива, это бы не произвело такого мощного эффекта и не продали бы их работу в октябре прошлого года на Christie’s за $432 500. Вот пример, когда конкретное объяснение работает на художника и на историю искусства.

— Оно работает на художника, это правда, на историю искусства работает оно или нет, я в этом не уверен. Я думаю, что искусственный интеллект останется в искусстве, мы его будем применять каким-то образом. То, что сейчас происходит, это такой процесс обучения, мы пытаемся понять, как же это делать. Вы видите, очень много похожих работ появляется. Это нужно пережить. Я думаю, что искусственный интеллект будет одним из инструментов, это очень мощный инструмент. Он уже появился, от этого не избавиться. Нужно ли будет объяснять, что он делает? Я думаю, что нет.

— А если он начнет делать красиво и концептуально?

— Если он будет делать красиво — это одно, но я думаю, вы сами почувствуете, когда он будет делать настоящее искусство, а когда — нет. Уже сейчас видно, где это просто производство, а где это реально искусство.

— Вы сами видите себя в science art?

— Я думал про это, и мне кажется, что у нас хватает проблем в science и хватает проблем в art. Если они сами смешаются, то замечательно. Почему я выбрал именно китайское искусство? Когда я подхожу к полотну, к бумаге и беру кисточку, я не всегда знаю, что я буду рисовать. Если это имеет отношение к science, замечательно, но я не буду себя специально заставлять рисовать что-то, что имеет отношение к науке. Зачем себя вгонять в дополнительные рамки? Поверьте, у меня не так много работ, которые мне нравятся. В год, может быть, 10–20. Те, которые мне не нравятся, я никому не показываю, я их выбрасываю.

— Какую роль в вашей судьбе художника сыграл Дмитрий Аксенов?

— Дима мне очень помог. Он мне помог с выставками, у меня какие-то картины стали продаваться. Я подумал: а почему бы мне не стать не физиком-художником, а художником-физиком, может быть, просто художником? Но в какой-то момент понял, что я этого не хочу и даже боюсь. Потому что мне очень нравится, что я рисую, когда хочу. И если у меня не получается сегодня, завтра, и в течение месяца ничего не получается, меня это не волнует. Значит, мозг работает в другом направлении, значит, он больше ориентирован на физику. А если бы мое существование от этого зависело, я бы начал волноваться, я бы начал где-то халтурить. Сейчас я выставляю, и делаю, и продаю только те картины, которые мне на самом деле нравятся.

— А вы заинтересованы в выставках, в продажах?

— Я заинтересован только в том, что каждая выставка требует подготовки, и вы начинаете про это думать, это некий стимул, как себя вывести на правильное мироощущение. В этом смысле мне они нравятся. В частности, я недавно стал готовиться к выставке в Оверни, это во Франции, — это совместная выставка с современной художницей Кейт Доуди, у меня с ней несколько проектов. В Оверни выставка будет на бумажной фабрике, это одна из старейших, может быть, сейчас самая старая бумажная фабрика. Нобелевские дипломы печатаются на их бумаге. Очень маленькая фабрика, делают бумагу вручную. Кейт познакомила меня с этими людьми, мы решили: а почему бы не сделать маленькую выставку у них? Я попробовал рисовать на их бумаге, получается по-другому, чем на рисовой (которую использую обычно).

— Тоже графеном?

— Графеном и чернилами получается по-другому. Ощущения совсем другие и техника совсем другая, чем на рисовой бумаге, поскольку впитывается гораздо хуже, но там можно другие методы использовать. Я научился с этим работать, там можно снимать лишнюю краску, возникают другие техники. Я какое-то время назад стал готовиться к этой выставке и очень много стал рисовать на их бумаге.

— То есть вы хотели бы дальше развиваться именно как график?

— Меня всегда поражала китайская графика, каллиграфия. В этом смысле она очень похожа на науку. Все, что вокруг нас, очень сложно. Например, вам надо измерить показатель преломления воды в этом стакане. А кругом люди говорят, создают колебания, поверхность неровная, а вода газированная. Но когда вы делаете эксперимент, вам надо убрать все лишнее и оставить только то, что вы хотите, — показатель преломления чистой воды. В этом искусство экспериментатора — как ослабить все ненужные эффекты и усилить то, что нужно. Китайская живопись работает так же. Вы никогда не рисуете с натуры. Вы рисуете свое ощущение.

Есть китайские картины, где за 5–10 штрихов передается какой-то безумно широкий диапазон настроений. Мне до этого еще очень-очень далеко. Это виртуозное владение не только кистью, но еще и собственным мозгом. Вот это вычленение главного важно и в физике, и в китайской живописи.

— Вам не надоело, что вас всегда и везде представляют как художника — лауреата Нобелевской премии по физике? А вы еще и рыцарь.

— Да, причем даже дважды, я еще в Голландии рыцарь. Меня это немножко коробит. Например, у Кейт Доуди была служба в соборе Святого Павла в Лондоне в честь ее работы с беженцами. Я читал там проповедь, и один из клириков ко всем обращался нормально, а ко мне — «сэр Константин». Я ему объясняю, что просто Костя. Еще проще — Коста, как кофе. Он все равно — сэр Коста. Кейт пришлось вмешаться: «Давайте „сэр“ уберем, просто Костя».

— Как вы думаете, ваши регалии сказываются на восприятии ваших работ?

— Ничего с этим поделать я не могу: знаю, что это сказывается. Поэтому самое важное — то, что я свои работы посылаю своему учителю в Китай. Кто не соврет, так это он. Он честно говорит, когда это полное дерьмо, а когда хорошо. Я совершенно четко осознаю, что есть огромное количество людей, которые талантливее, чем я. Но признание — это полезно. Страдание не всегда полезно. Есть предел, до которого это важно, но иногда похвала тоже очень важна. К художникам надо аккуратно относиться, очень ранимые люди.

— Ученые не такие ранимые?

— Очень, очень, очень сильно ранимые. Поэтому путь чрезвычайно важен, но что здесь более важно — талант, трудоспособность, — всегда сложно предсказать. Когда я беру студента к себе на работу, я всегда смотрю на оба параметра. Без таланта, без хороших знаний, конечно же, в науке делать нечего. Но приходится работать очень-очень-очень много, и людей, которые не собираются работать, я к себе не возьму. Я думаю, что в искусстве то же самое. Талант важен, но работа важна тоже.

С полным текстом статьи можно ознакомиться на сайте газеты «Ведомости»

Лауреат Нобелевской премии по физике Константин Новоселов